По прочтении ЭТОГО у вас не останется ровным счетом ни одного вопроса о глобальном экономическом трабле, накрывшем мир в 2008 году, его виновниках и истинных целях, которые они преследуют.

Легкий, ироничный стиль изложения только подчёркивает глубину и оригинальность суждений автора. Это как раз тот случай, когда стоит вспомнить принцип Древней Спарты: «Необходимо, чтобы мало слов вызывали много размышлений».

Читать всем и обязательно!

Антон Упрямый

Девять кругов мирового кризиса.

Что было, что есть и что будет в глобальной экономике, пока на её вершине работает печатный станок США.

• Мир в панике. Гуру молчат. 
  

Ипотечный рынок США рухнул. Волна финансового цунами несколько раз обогнула планету, потрясая биржи и смывая иллюзии о надежности столпов глобальной экономики.  Мир погружается  в панику. Что происходит?  Когда это кончится? Что будет потом? Ответов нет. 

Американские нобелевские лауреаты в области экономики, которым в последние десятилетия столь щедро раздавались лавры самой престижной премии планеты, молчат в надежде сохранить дутые авторитеты и хорошую мину при плохой игре.

Менее заслуженные жрецы Мамоны в лице экспертов и аналитиков финансовых рынков охотно говорят о симптомах болезни, поразившей экономику планеты, но боятся проронить даже слово об её истинных причинах. Это - табу. Ведь истоки кризиса обнажают аморальную парадигму американской политики и экономики: жить и обогащаться за счет других стран, даже если весь мир катится в пропасть.

Чтобы приподнять завесу тайны над авантюристической моделью мира, во главе которой стоит печатный станок США, надо вспомнить, что возвело Америку на высоты благосостояния.  

• Как начинались деньги? 
  

Было время, когда не было ни денег, ни финансовых кризисов. В века скромных потребностей и еще более скромного производства товар обменивался на товар в натуральной форме. Мерой ценности и «обменного курса» являлось количество труда вложенного в производство единицы товара.

Желание меньше работать и больше потреблять породило две тенденции: здоровую конкуренцию и стремление к монополизации производства. Применяя более совершенные технологии и орудия труда, производитель мог изготовить больше товаров, прикладывая те же усилия. Но единственный производитель того или иного товара, он мог и не трудиться в поте лица. При этом он  получал  столько же, завышая обменный курс своего товара.

Так, ещё на зачаточном этапе рынка, сформировался первый механизм спекулятивного регулирования: производитель-монополист мог извлекать дополнительную прибыль, завышая цену на свой товар.

Натуральный обмен тормозил развитие и торговли, и производства. Во-первых, гонять из селения в селение целые караваны товаров было рискованно и неудобно. Во-вторых, и торговля, и бизнес требуют начальных капиталовложений, а накапливать  запасы в натуральной форме просто невозможно.

Возникла потребность в «товаре товаров», который бы обслуживал оборот рынка,  служил эталоном ценности в сделках обмена и легко накапливался в запасах. А ещё:

- не мог быть изготовлен или подделан обменивающимися сторонами;

- пользовался постоянным спросом;

- содержал большую ценность в малом объеме и весе;

- не терял своей ценности при делении на меньшие части и т.д.

• «Золотой век» товарообмена.

Таким «товаром товаров» стало золото. В течение длительного исторического периода именно золото - ещё не в монетах, а в натуральной форме: песке, самородках - обслуживало оборот товаров, являясь главным средством платежей и накопления.

Начало конца «золотого века» рынка положило развитие государства. Власть в лице монархов и суверенов оценила сверхприбыли «монетизации» товарного оборота в пределах своего доминиона. Ведь простой чекан с профилем властителя превращал кусок золота в монету, которую все подданные были обязаны принимать по той стоимости, которая на ней написана. Монарх же, в силу своего эксклюзивного права делать деньги, мог разбавлять драгоценное золото дешевой медью.

Так было попрано важнейшее свойство всеобщего эквивалента обмена. «Товар товаров» стал подделываться одной из обменивающихся сторон, а те персоны, что были изображены на монетах, получили возможность покрывать расходы за счет плавильного горна.

Сначала его разжигали тайно. Потом к меди в золоте все просто привыкли и узаконили подделку понятием «инфляция». Суть - процесс, при котором количество монет на рынке растет, их золотое содержание уменьшается, а количество товаров остается прежним.

В разные периоды и в разных странах плавильный горн то работал на полную мощность, то вовсе останавливался. Золотое содержание монет то падало,  то  восстанавливалось почти до нарицательной стоимости. Но в целом тенденция оставалась неизменной: золотое содержание монет уменьшалось.

Так был открыт ещё один механизм спекулятивной прибыли: эмиссионный центр может извлекать ценность «из воздуха», уменьшая реальную ценность денег в отношении стоимости нарицательной.

И всё же, вспоминая инфляцию недобрым словом, надо воздать ей должное. Чаще это не спекулятивный, а закономерный процесс. Ведь рост товарооборота требует роста денежной массы. Если денежных знаков в стране будет меньше, чем товаров, бизнес «застрянет в очереди» на деньги. Производитель, который купил сырье, изготовил товар,  заплатил рабочим, не сможет начать новый производственный цикл. Чтобы снова купить сырьё он будет вынужден ждать, когда к нему вернутся деньги, когда его товар будет продан.

В нормальном режиме нормальной экономики эмиссия денег на 1-2% превышает рост товарной массы. Так институты финансового планирования подстраховываются от «очередей» за деньгами. Если показатели инфляции значительно выше, это говорит об ошибках планирования либо о кризисе системы.

• Чем мир обязан менялам?

Средние века дали миру ряд финансовых новшеств, которые не утратили актуальности и, в сущности, мало изменились и по сей день.

Во-первых, сформировался слой лиц, бизнесом которых было обслуживание оборота монет, таких разных по весу и золотому содержанию. Благодаря комиссии за услугу, из поколения в поколение, медленно, но верно, менялы накапливали больше, чем могли потратить. Имея излишки «живых» денег они первыми освоили ростовщичество, объединив в себе две важнейшие функции будущих банков: обмен денег разных государств и кредитование заемщиков.

Во-вторых, эти же люди: менялы и ростовщики, изобрели новую финансовую услугу - безналичный расчет, замкнув длительный подготовительный цикл к развитию банков и банковской системы.

Теперь негоциант, отправляясь в рискованный бизнес-тур из Дамаска в Париж, мог не везти с собой живые деньги и не бояться, что его ограбят многочисленные разбойники.  Он отдавал свои динары дамасскому менялы, получал от него письмо к партнеру по бизнесу - меняле в Париже и получал деньги на месте, уже франками, по обменному курсу. 

Это было удобно и выгодно. Негоцианта не могли ограбить на пути хотя бы в одну сторону, когда он вез не деньги и не товар, а именную расписку дамасского дебитора. Это вдвое снижало издержки и риски торговых операций. Торговля быстро набирала обороты, темпы накопления  капитала в торговле так же удвоились.

При этом обязательным условием работоспособности безналичной системы расчетов являлось доверие бизнеса (негоциантов) к банкам (менялам) и доверие банков друг к другу.

Никто не отдаст в банк ни одной монеты, если не будет уверен, что получит ее обратно по первому требованию. Ни один банк не переведет свои деньги в другой, если будет хоть малейший повод подозревать, что там они канут без следа.

Первые банкиры настолько тщательно заботились о своей репутации, что в деловом мире их векселя котировались выше монет иного государства.

Важность введения  безналичного оборота и бумажного прообраза денег можно сравнить с открытием колеса. Ни одно другое новшество в истории человечества не оказало сопоставимого влияния на темпы развития цивилизации.

• Дутая ценность ценных бумаг.
  

Ускоренное накопление капитала в торговле при ограниченном, преимущественно ручном производстве, привело к тому, что в руках сословия «купцов» сконцентрировались крупные суммы, сравнимые с бюджетами иных доминионов.  В феодальном обществе зародилась первая буржуазия.

Торговый оборот не мог вместить возросшие состояния, требовались новые сферы вложения или, как принято говорить сейчас, инвестирования капиталов. Такой сферой стало массовое производство: развитие мануфактур, фабрик и далее заводов, создавшее новый спрос и новый рынок, вместивший капиталы торговли.  

Для обслуживания оборота средств производства требовался новый тип ценности, отражающий не стоимость предприятия, а стоимость права распоряжаться предприятием. Ведь реальная ценность бизнеса не эквивалентна сумме цен товаров, которые в нем консолидированы. Она может быть и выше, и ниже.

Возник рынок акций - ценных бумаг, юридически подтверждающих долю их владельца в том или ином бизнесе.

Принципиальное отличие акций от денег в том, что их цена не привязана к золотому содержанию валюты государства. Зато зависит от коммерческих результатов работы предприятия, от ситуации в стране, от прогнозов состояния рынков сырья и сбыта, от того, насколько быстро и просто можно обменять акции на деньги и от множества других факторов.

И главное - на курс акций влияет информация, которая может быть и правдивой, и ложной. Самый яркий пример - афёра Ротшильда. Один из основателей династии мультимиллиардеров скупил за бесценок ценные бумаги английских компаний во время паники, вызванной ложными слухами о поражении союзников при Ватерлоо, которые сам же и распространил.

Финансовые спекулянты усвоили ещё один полезный урок: рынок ценных бумаг более других подвержен панике; цена акций зависит от информации о состоянии и перспективах данного бизнеса в данной стране.

• Платежеспособный спрос - локомотив исторического процесса.
  

По мере развития промышленности у собственников средств производства осело еще больше свободных денег, чем в свое время у менял и купцов.  В XVII-XVIII в коммерческие интересы буржуа-капиталистов повсеместно вступили в конфликт с интересами суверенов-феодалов.

Капиталисту требовались платежеспособный спрос и рабочая сила, т.е. достаточно состоятельное население, свободное в выборе рода занятий. Феодалы же жили за счет доходов от аренды земель. Их модель личного блага предполагала закабаленное население, которое всеми правдами и неправдами прикреплено к земельному наделу и отдает своему суверену большую часть заработанного. Но буржуазия уже была богаче, а следовательно, и сильнее феодалов.

Конфликт разрешился буржуазными революциями в странах Европы. Монархии пали либо были низведены до представительских функций. Юный капитализм победил и в отсутствие сдерживающих факторов получил мощнейший импульс к развитию.

Наступила эпоха частной капиталистической инициативы и свободной конкуренции. В анналы политической истории был вписан новый закон: платежеспособное население есть важнейшее условие развития экономики. 

• В бумаге - спасение капитализма.
  

Бурное развитие производства в десятки и сотни раз увеличило объем товаров на рынках мира. За 100 лет сумма цен всех товаров превысила золотое содержание всех монет, обращающихся в Старом и Новом Свете.

Резервы добычи «товара товаров» были исчерпаны. Золотые запасы государств уходили в чеканку монет. Монеты дешевели, снижение содержания драгоценного металла в деньгах подрывало доверие населения. Растущее производство задыхалось от недостатка оборотных средств, т.е. в тех самых «очередях за деньгами», о которых говорилось выше.

Возникла дилемма: либо повышать цену золота в отношении других товаров, либо отказаться от его оборота и заменить монеты дешевыми символами этого металла. Казалось бы, первый путь был проще и логичнее. Ведь он требовал не действия, а бездействия: сохраняй спокойствие и цена на золото взлетит сама собой.

На деле же всё оказалось иначе. Ведь золото - не только товар товаров. Это еще и предмет потребления. Более того, это предмет роскоши, который, потреблялся не простыми смертными, а элитой общества. Дилемма решилась в пользу бумажных ассигнаций.

Теоретически, любой держатель бумаги с водяными пятнами мог обменять ее на золото, которое якобы лежало в запасниках державы. Но на практике этой привилегии были удостоены только другие государства.

Процесс введения бумажных денег протекал достаточно долго и местами болезненно. Каждое государство решало свои проблемы самостоятельно, определяя количество и золотое содержание ассигнаций на внутреннем рынке.

Одновременно с ростом массы бумажных денег сокращался оборот монет. В некоторых странах они сохранились до середины XX в.  Но в целом к концу XVIIIв. бумажные деньги «победили» практически везде. Молодой капитализм был спасен.

Введение бумажных денег расширило пределы развития мирового производства, но усилило тенденции к инфляции.  Ведь никто, кроме эмиссионного центра, не знал, сколько бумажных денег ходит по стране и сколько золота лежит в запасниках государства. Экономический соблазн решить текущие проблемы за счет печатного станка стал постоянным фактором.

В эпоху бумажных денег спекулятивную инфляцию сдерживал уже не золотой запас, а интересы элит. Ведь в ту пору их состояния работали в национальных экономиках и были опосредованы в национальных валютах. Уменьшение ценности бумажных денег одной отдельно взятой страны вело к пропорциональному уменьшению состояний национальной элиты. Ведь глобальной экономики, в которой капиталы легко перетекают из одной страны в другую, ещё не было. Примечательно, что именно на этом историческом этапе в политическом лексиконе впервые появляется термин «национальные интересы»...

Владельцы солидных капиталов быстро пришли к пониманию нового спекулятивного механизма, который дает экономика бумажных денег, а именно:

- эмиссионный центр страдает от инфляции в том случае, если необеспеченные деньги выбрасываются на внутренний рынок;

- если «дутые ассигнации» покидают страну и обслуживают товарооборот за её пределами, национальный бизнес не теряет ничего; напротив, эмиссионный центр получает возможность получать товары других стран в обмен на продукцию своего печатного станка.

Этот фактор стал еще одним веским аргументов в пользу золота в расчетах между государствами. Эмиссионные центры не могли  доверять друг другу. «Золотой барьер» на границах запирал спекулятивную инфляцию внутри национальных экономик. До поры до времени он не оставлял никаких лазеек.

• Издержки болезни роста.

Научно-техническая революция второй половины XIX века дала миру бензиновый двигатель и электрический привод. Угольная эпоха развития человечества, предполагавшая малоэффективные паровые машины и малопроизводительного пахаря с лошадкой, канула в лету.

Основа цивилизации - сельское хозяйство, производящее продукты питания, вытолкнуло из себя десятки миллионов человек. Ведь производительность трактора несопоставимо выше производительности пахаря. Чтобы прокормить человечество, требовались несопоставимо меньше рабочих рук.

В поисках заработка вчерашние «пахари» хлынули в города. Промышленность получила дешевую рабочую силу. В совокупности с более эффективными бензиновыми и электрическими машинами это привело к бурному росту эффективности труда и производства в целом.

Геометрический рост объема товаров привел к небывалому обострению конкуренции, в первую очередь между национальными экономиками. Ведь возможности внутреннего производства теперь значительно превышали потребности внутреннего рынка. Капиталы переросли свои страны.

В конкурентной борьбе компании и государства использовали традиционные способы снижения издержек. Во-первых, искусственно сдерживался рост уровня жизни населения, чем подтачивалась основа платежеспособного спроса. Вчерашний пахарь был согласен работать за гроши, и это вполне устраивало работодателей. Во-вторых, национальные производители впервые вступили в борьбу за источники дешевого сырья  за пределами своего государства. Передел колоний привел к первой мировой войне, к революциям в России и Германии.

Вооруженные потрясения еще более истощили платежеспособный спрос в Европе.  Причем Россия на долгие десятилетия перестала быть ёмким рынком сбыта для американских и европейских товаров.

В отличие от Европы промышленность США практически не пострадала. Более того, финансово-промышленные группы этой страны приумножили свои капиталы за счет военных заказов европейских государств. Эти деньги рвались в оборот, увеличивая массу товаров.

В 20-е годы мир балансировал на грани первого и последнего в истории человечества кризиса перепроизводства. Ситуация оттягивалась тем, что разрушенные войной европейские страны нуждались в товарах, которые могли дать только Соединенные Штаты. Но к 1929 году промышленность Европы восстановила довоенный потенциал и грянула Великая Депрессия.

Она ознаменовала конец эпохи романтического капитализма свободной конкуренции.  Цивилизованные страны вышли из нее с новым опытом, отраженном в двух ключевых принципах экономической модели развития:

Забегая вперед, хочется отметить, что международные институты регулирования экономики не будут созданы своевременно. Этому помешает вторая мировая война. Она сместит финансовые центры и навсегда нарушит баланс мирового производства, сложившийся в эпоху «романтического капитализма». Ведь все послевоенные инструменты управления рынками будут создаваться под руководством США, чтобы работать на благосостояние Америки.

• Федеральная система Мюнхгаузена.

Знаковой вехой данного этапа развития мировой экономики стало укрепление и расширение Федеральной резервной системы США, созданной накануне первой мировой войны. Перекладывая на частные банки ответственность государства как эмиссионного центра, Соединенные Штаты «умывали руки» и  убивали двух зайцев сразу.

Во-первых, этот шаг должен был показать миру, что платежеспособность американских банков отныне выше, чем платежеспособность американского государства. Ведь именно в национальных банках консолидировались средства, которые не могла вместить национальная экономика. Это ни для кого не было новостью и мало влияло на оздоровление внутреннего рынка. Ведь накопление капитала - амплуа не государства, а бизнеса. Зато явилось хорошим поводом к эффективному PR «сильной Америки» и работало на  рост доверия к банкам и компаниям США во всем мире.

Во-вторых, внутренняя покупательная способность доллара теперь поддерживалась не золотым запасом государства, а всеми активами ведущих банков. Но: в отличие от запаса государства, активы банка состоят не из драгоценных металлов, а из банкнот и акций. Т.е. из бумажного заменителя «товара товаров», который более всего подвержен спекулятивному влиянию.

Впервые в мировой истории бумага обеспечивалась другой бумагой. Ценность доллара, пока что внутри страны, привязывалась к доверию американским банкам и к информации (или дезинформации) об успехах американских предприятий. Экономика страны уподоблялась барону Мюнхгаузену, который в форс-мажорных обстоятельствах должен был сам себя вытащить из трясины.

Более того, американские банкиры узаконили рынок так называемых дериватов - новый финансовый порядок, согласно которому долги заемщиков теперь считались такими же  полноценными активами, как здания, оборудование, денежные средства или акции промышленных компаний. Выдавая долги за активы, банки получили возможность выпускать ценные бумаги, обеспеченные долгами и получать прибыль на торговле этими бумагами. Возник 100% «дутый» оборот фиктивных активов, который позволял преумножать капиталы его изобретателей за счет доверчивых держателей дериватов. В тело мировой экономики была  имплантирована мина замедленного действия.

По-сути, владельцы крупнейших американских банков и правительство США подписали «джентльменское соглашение» по которому киты финансового мира получали карт-бланш на решение экономических проблем. Американское государство, включая весь внешнеполитический ресурс страны, становилось самым мощным инструментом американского бизнеса.

Это был хитроумный ход с далеко идущими планами. Впервые в истории группа частных лиц получила возможность печатать национальные деньги в одной отдельно взятой стране. Для извлечения сверхприбылей «из воздуха» осталось не так много: сделать эти деньги мировой валютой и давать в долг всему миру. Реализовать все преимущества от приватизации «печатного станка» удастся после второй мировой войны.

Употребляя в дальнейшем обороты «Америка», «США», «американское государство» мы будем подразумевать не правительство и администрацию, а владельцев крупного бизнеса: банков и ведущих национальных компаний - тех, кто извлекает максимум выгоды, накачивая мир необеспеченными долларами. Ведь именно они управляют внешней политикой Соединенных Штатов по схеме «услуги государства в обмен на высокий уровень жизни для населения страны».

• Фюрер как экономический антидепрессант.
  

Затяжной кризис привел к негативным социальным и политическим последствиям. В ряде стран к власти пришли лидеры-националисты: Гитлер, Муссолини, Франко. 

Победа идеологии фашизма и реванша за поражение в первой мировой войне привела к милитаризации экономики Германии. Политика Гитлера приветствовалась национальной промышленной элитой, ведь накачивание военной мощи создавало долгожданный спрос во всех отраслях производства. Одновременно из страны изгонялись бизнесмены и собственники не титульных национальностей, а их состояния реквизировались в пользу коренной элиты. В итоге, Германия продемонстрировала высочайшую эффективность «военного анаболика», явив миру первое «экономическое чудо»: быстрый рост производства в предельно сжатые сроки.

Великую Депрессию окончательно вылечил не политический гений Рузвельта или Черчилля, а бесноватый фюрер. Началась спешная подготовка к войне. Экономики Европы и Америки быстро выздоравливали, пользуясь рецептом Германии. 

Мир сделал очередное открытие: милитаризация перед лицом внешней угрозы  быстро  реанимирует  национальную экономику.

И чтобы ни говорили сегодня политические наследники Рузвельта, Черчилля и др., именно Америка, Великобритания и Франция взрастили фашизм, потому что были кровно заинтересованы в агрессивной Германии. Во-первых, это оправдывало милитаризацию национальных экономик. Во-вторых, они отлично зарабатывали на поставках сырья в Германию, которая лишилась своих колоний по итогам первой мировой войны.

Мерой совести и гуманизма стран Запада стал Мюнхенский сговор - попытка направить военную агрессию Гитлера на восток, в Чехословакию, Польшу и далее в СССР. Никогда мир не знал более бесчеловечного способа решения экономических проблем. Ведь оживление  в США и странах Западной Европы оплачивалось свободой, кровью и жизнями десятков миллионов славян...

Уже в 1939 году, захватив новые территории и ресурсы, Гитлер почувствовал себя достаточно сильным, чтобы не зависеть от поддержки США, Англии и Франции. Фюрер вышел из под контроля, а Парижу и Лондону пришлось ответить за своё политическое распутство. Пожар войны охватил всю Европу и перекинулся на колонии Англии и Франции в Северной Африке. Грянул Пёрл-Харбор. Заполыхала война на Тихом Океане.

Крупнейшие состояния мира «побежали» подальше от мирового пожара. Огромные капиталы покинули Европу и перетекли в Америку. Спасаясь от ужасов войны, туда же эмигрировали умнейшие люди планеты, практически все светила отраслевой и фундаментальной науки. Таким образом, в США был сосредоточен огромный ресурс для экономического и политического доминирования в послевоенном мире.

Следует помнить: Соединенные Штаты выдвинулись на позиции мирового лидера не потому, что они победили фашизм и не потому, что обладают «философским камнем» тайного экономического знания, обращающим всё и вся в чистую прибыль. Эта страна получила свой исторический шанс, став убежищем для промышленной и научной элиты Европы.

• Гитлер капут. Marshall for ever!

Вторая мировая война уничтожила экономику Европы. Соединенные Штаты и Великобритания предусмотрительно внесли свою лепту в устранение конкурентов, стирая с лица земли целые промышленные районы в Австрии, Бельгии, Франции и т.д. Даже те, что не имели никакого отношения к военному потенциалу третьего рейха. Ведь в администрации США ещё не было «саблезубой» Кондолизы Райс с её доктриной о непропорциональном применении силы к агрессору.

Из второй мировой войны США вышла экономически более сильной державой, чем все остальные страны Запада. С действующими заводами и достаточным ресурсом рабочей силы. Ведь Америку никто не бомбил, на территории США не было боевых действий, американские солдаты не гибли миллионами на фронтах Европы. Кроме того, вследствие бегства капиталов из воюющих стран, в США было сосредоточено до 75% золотовалютных запасов  всего мира.

На полях Европы еще шли кровопролитные бои, а лидеры западных стран уже договаривались о послевоенном экономическом устройстве мира. В 1944 году были заключены Бреттон-Вудские соглашения, провозгласившие американский доллар единой международной валютой. Курсы национальных валют стран Европы отныне исчислялись в отношении американского доллара. Расчеты между экономиками и государствами-членами Бреттон-Вудской системы производились не в золоте, которого у них просто не было, а в долларах США. Формально, валюта США «привязывалась» к золоту по цене 35 долларов за унцию. Но на деле контролировать эмиссию денежных знаков США было практически невозможно как по техническим, так и по политическим причинам.

Для скорейшего восстановления послевоенной Европы в Капитолии произвели на свет план Маршалла: кредиты на закупку американских товаров, в том числе промышленного оборудования, в обмен на ресурсы разрушенных стран. К чему это привело?

Де-юре, во главе финансов ведущих стран Европы встала Федеральная резервная система Соединенных Штатов: группа из нескольких банков, принадлежащая  ограниченному кругу физических лиц. Де-факто, на вершину финансовой пирамиды мирового масштаба взгромоздился американский печатный станок.

Внешне Бреттон-Вудские соглашения выглядели совершенно безобидно. Казалось бы, какая разница, к какому условному эталону привязывать курсы национальных валют? От этого они не дорожают и не дешевеют. Их ценность определяется объемом и качеством товарной массы, производимой внутри страны. На деле же доллар встраивался в товарообмен между странами, как инсулин в обмен сахара в живом организме.

Подобно тому, как молекула глюкозы может проникнуть внутрь клетки только «верхом» на молекуле инсулина, в Бреттон-Вудской системе любой импортный товар мог попасть в страну исключительно «в сцепке» с долларом США.

Сесть на этого конька легко и просто, а вот соскочить почти невозможно. Во-первых, система закрепляет экономическое лидерство США и любая другая валюта окажется заведомо слабее, что увеличит сразу все экономические риски. Во-вторых, привыкая к доллару, национальные элиты переводят свои состояния в американские активы и становятся заинтересованы в сохранении «статус кво». В-третьих, Соединенные Штаты, как наиболее заинтересованная и наиболее мощная сторона сделки, никому не позволят этого сделать.

Ведь парадокс  и хитроумие Бреттон-Вудской системы и плана Маршалла заключались в том, что передавая один доллар в экономику Европы, Соединенные Штаты гарантированно получали двойную прибыль. В виде дешевого сырья в порядке расчетов по кредитам и в виде дешевых товаров в обмен на новую дозу «зеленого инсулина». Ведь по мере роста национальных экономик товарообмен между странами увеличивался. А рост оборота требовал всё новых и новых долларов США, которые страны Европы были вынуждены покупать у банков Федеральной резервной системы.

Оборот «передавая доллар» употреблен не случайно. Именно передавая, но не вкладывая, поскольку план Маршалла не имел ничего общего с реальными инвестициями. Впервые в истории США получили шанс безнаказанно делать из воздуха миллиарды и миллиарды. Ведь «зеленые фантики» покидали национальную экономику, уходя в оборот Европы.  Печатный станок заработал, принося фантастические прибыли его хозяевам.

Понимали ли страны Европы, что Бреттон-Вудская кабала на долгие десятилетия низводит их до вторых и третьих ролей в мировой экономике и политике? Безусловно, понимали. Но США очень своевременно сделали предложения, от которых невозможно отказаться. Альтернативой Бреттон-Вуду и плану Маршалла была либо консервация разрухи и отсталости, либо интеграция с блоком Сталина.

Жертвуя конкурентоспособностью национальных валют и национальных экономик, Европа спасала своё население от коммунистической идеологии и всех прелестей командно-распределительной системы социализма.

• Мир после Бреттон-Вуда: сырьевой привкус холодной войны.
  

Экономическое объединение всегда ведет к военным союзам. Создавая блок НАТО в 1948 году,  США закрепляют за собой статус «старшего брата» в западном мире. СССР также объединяет своих союзников условиями Варшавского Договора. Начинается «холодная война»: политическое противостояние двух военных блоков и двух мировых держав, каждая из которых держит палец на ядерной кнопке.

В наступившей гонке вооружений стратегия США была направлена на изматывание экономического потенциала СССР. Ведь в «зеленой кабале» у Америки состояла половина Европы, а Советский Союз опирался только на собственные ресурсы. По мнению американских стратегов, гонка вооружений должна была «съесть» сырьевые и производственные мощности Советского Союза, загружая заводы и фабрики военным ассортиментом. Это сдерживало технологическое развитие и рост производства других товаров, а в итоге должно было привести к социальному недовольству, политической дестабилизации и смене коммунистического режима.

Отчасти, цели американских стратегов были достигнуты. Уже к середине 60-х население СССP жило хуже, чем народы Западной Европы. Но только отчасти, потому что коммунистическая пропаганда уже воспитала «людей специального назначения». Граждане СССР были готовы к любым лишения, «лишь бы не было войны». Долгожданного «взрыва недовольства» в сердце системы - Советском Союзе - не наступало. Локальные бунты на периферии блока, как-то в Чехословакии и Венгрии, подавлялись в течение суток...

Более того, в СССР тоже нашлись стратеги, которые направили политический контрудар «ниже пояса» Бреттон-Вудской системы. Ведь Европа получала дешевое сырье из колоний в Азии и Африке. При активной поддержке со стороны СССР в них начали набирать силу национально освободительные движения. Колониальная система затрещала и рухнула.  Источники дешевого сырья один за другим выходили из зоны влияния Соединенных Штатов, тяготея к СССР.  Доллар США, взлетевший после войны, начал падать.

• Дефолт по-американски: долой золото, да здравствует бумага!
  

К 70-м годам запасы собственного сырья в Европе практически истощились. Цена импорта из бывших колоний взлетела. Потребление нефти по сравнению с послевоенным периодом возросло на порядок. Ведь личный автомобиль, который в недавнем прошлом был предметом роскоши, стал нормой жизни.

Цена производства росла. Остановить рост себестоимости дополнительной эмиссией долларов было невозможно, т.к. они не уже не принимались к обмену на сырьё по тому курсу, который был выгоден странам «зеленой зоны».

В производственном цикле «доллар - сырье и рабочая сила - товар - доллар» расширялась сырьевая прореха, через которую из раздутых экономик начал выходить воздух с зеленым оттенком. Имея на руках огромные резервы американской валюты, страны Европы не могли реанимировать свои экономики.

Грянул сырьевой кризис 70-х, который на 100% следует классифицировать как кризис золотого содержания американской валюты.

Логичным решением проблемы казалась резкая девальвация доллара и  возврат к расчетам в золоте, в том числе между государствами «зеленой зоны». Для этого была проведена ревизия золотых и «бумажных» запасов.  Её результаты повергли в шок финансовую элиту мира. «Зеленых фантиков» оказалось намного больше, чем можно было себе представить. Золотое содержание американского доллара равнялось золотому содержанию шестидесяти трёх советских копеек. 

Предъявлять претензии к США и требовать обмена «фантиков» на что-либо более существенное было бессмысленно. Ведь теперь, сжигая в печке необеспеченную массу бумаги, Европа рубила бы сук, на котором сидела. Потери от дефляции, т.е. от  «удушья» бизнеса в очереди за деньгами, намного превышали потери от сырьевого спада. Казнить доллар означало казнить самих себя.

Ведь рядом, вне долларовой зоны, существовал советский блок - огромный рынок сырья и сбыта. За вагон советского угля пришлось бы отдавать не одну, а пять тонн европейского мяса; не десять, а пятьдесят пар кроссовок. Это означало сначала экономическое, а затем и политическое поражение Запада в холодной войне со всеми вытекающими последствиями, включая экспансию коммунистической системы до берегов Атлантики.

Следуя инстинкту самосохранения, из двух зол Европа опять выбрала меньшее. Доллар был помилован и де-факто освобожден от оков золотого содержания «отныне и присно, и во веки веков». Мечта спекулянта делать деньги из воздуха была узаконена в трансатлантическом масштабе.

Америка получила возможность зарабатывать огромные капиталы на экспорте инфляции и закрыла «все щелки» национальной экономики для долларов, возвращающихся «на родину» из внешнего мира. С конца 70-х каждый доллар, который был ввезен в США, т.е. задекларирован на таможне или прошел по транзакциям банков подлежал изъятию из оборота и уничтожался, чтобы не стимулировать инфляцию внутри страны.

По сути, в мире появилось два типа долларов. За первый - «зеленый фантик» - Америка покупала сырье и товары других стран, он «крутился» за пределами США и постоянно терял в весе, вызывая инфляцию в странах «зеленой зоны». Второй - внутренний - работал внутри страны, обеспечивая высочайший уровень жизни населения Соединенных Штатов.

А Европа затянула пояса потуже и приготовилась к долгому и трудному выходу из мирового кризиса за счет внутренних ресурсов: снижения уровня жизни и сокращения расходов.

Примечательно, что советский «контрудар по колониям» способствовал росту «пацифизма» в политических кругах США. В 1975 была окончена затяжная война во Вьетнаме и подписаны Хельсинские соглашения об ограничении стратегических наступательных вооружений. Прагматичный запад сбрасывал с себя военное бремя.

Последствия экономического спада помогла ликвидировать научно-техническая революция. Переворот в химии полимеров и полупроводниковой электронике создал новый спрос на новые, мерее ресурсоемкие группы товаров. Приветствуя оживление, бизнес Европы вновь полной грудью вдохнул «зеленый воздух».

Подъем экономики вызвал новый виток концентрации капитала. Американский бизнес начал терять интерес к сфере производства. Ведь даже огромнейшие «стартапы» ценой в 10 и более миллиардов долларов не могли вместить триллионные состояния, непрерывно накачиваемые «зеленым воздухом».

Америка нуждалась в «безразмерном» финансовом рынке, в кредитовании не отдельного бизнеса, а целых государств со всей экономической системой и потребностями сотен миллионов граждан.

Именно в этот период на смену традиционному аскетизму общественной морали в Америке и Европе - «сберегай и накапливай» - приходит идеология  потребления. Целью бизнеса становится не развитие производства, а рост стоимости ценных бумаг. Многочисленные школы и отделения MBA начинают учить менеджеров всего мира зарабатывать не на продажах реальных товаров, а на акциях своего предприятия, ценность которых напрямую зависит от кредитного рейтинга компании. И бизнес, и население всё более привыкают «жить в долг», стимулируя рост рынка кредитов.

• Империя наносит ответный удар.
  

Из кризиса 70-х Соединенные Штаты вышли с пониманием трех угроз своему доминированию на вершине системы «печатного станка»:

В последующий период вся внутренняя и внешняя политика США была направлена на решение этих проблем.

Задача №3 решалась проще прочих. Ведь послевоенный период дал Америке огромную фору перед другими странами. Сверхприбыли от торговли денежными знаками позволяли неограниченно финансировать науку и монополизировать производство в сфере высоких технологий. Соединенные Штаты, а следом и Европа, начали переход на производство товаров, в цене которых почти не заключалось сырья и содержалось не так много рабочей силы: электроники, компьютерной техники, автомобилей и т.д.  Но обменный курс этих товаров по отношению к товарам других стран был высок, как никогда. Ведь в них содержалась спекулятивная добавочная стоимость, которую создавал эффект отраслевой монополизации производства.

Операцией информационного прикрытия для стратегической реструктуризации экономики стало движение зеленых. «Грязные», т.е. низкоприбыльные и ресурсоемкие предприятия вытеснялись на периферию мира якобы под давлением общественного мнения. Экономический противник в лице СССР не заметил подвоха.

Ключом к решению задач №2 и №1 стала цена на нефть. Ведь просоветские режимы в странах восточной Европы держались не столько на штыках, сколько на нефтедолларах. 

Американская «политика кнута» в отношении сырьевых стран сменилась «политикой пряника». Третий мир оценил преимущества нового витка противостояния двух гигантов, привыкая к роли ласкового «телёнка», который «сосёт двух маток». Стрелка весов влияния СССР и США колебалась возле нуля, фиксируя паритет влияния супердержав в третьем мире.

Советское вторжение в Афганистан стало ошибкой, после которой мусульманские страны, в том числе и важнейшие экспортёры нефти, повернулись  спиной к СССР.

Саудовская Аравия, Кувейт, Объединенные Арабские Эмираты кинулись в объятия США, что позволило Америке заключить стратегически важный сговор с лидерами организации стран экспортеров нефти. Цена на черное золото неожиданно стала падать, причем на фоне роста мировой экономики. 

С середины 80-х «мировая цена на нефть» становится достаточно абстрактным понятием, теряя былую привязку к реальному спросу. Влияя на ОПЕК через королевский дом Саудовской Аравии, обладающий огромным весом в арабском мире, через «ручной» бизнес этой страны, Америка получила возможность иметь именно ту цену на углеводороды, которая стратегически выгодна на данном этапе. Иначе говоря, брать нефть в долг в периоды низких цен и возвращать этот странам ОПЕК на пике стоимости.

Углеводородные спекуляции стали мощнейшим ударом, от которого восточный блок зашатался, но пока не упал. Ведь кроме нефти, Советский Союз располагал ещё и газом. Цена на него росла, а Европа выражала готовность увеличивать потребление. Для этого был нужен новый газопровод, но Советский Союз не производил труб большого диаметра. Их экспортировали из США и Европы. Америка нажала на все рычаги влияния и контракты на поставку были сорваны.

Крушением СССР Америка обязана политической и дипломатической бездарности М.Горбачева, который в обмен на вывод советских войск из Европы не смог получить даже труб; не смог получить ничего, кроме презрительной клички Gorby.

• Печатный станок на вершине мира.
  

С падением восточного блока в зону печатного станка влились огромные территории и ресурсы. Ведь бульдозер реформ на постсоветском и восточноевропейском пространстве в первую очередь снес сложившуюся систему экономических связей. На 1/6 части суши наступила разруха, сравнимая с послевоенной. Долгожданный рынок для триллионных состояний наконец-то открылся.

Печатный станок заработал с удвоенной силой, вовлекая в систему «торговли фантиками» новые государства. По воспоминаниям одного из ельцинских министров финансов, «свеженькие» доллары самолетами везли в Россию прямо из типографии. В хранилищах ведущих банков страны стоял неистребимый запах свежей краски. Как и послевоенная Европа, Россия рассчитывалась за «фантики» дешевым сырьем, выгодными концессиями и лучшими предприятиями.

В отличие от послевоенной Европы новая Россия не была ни серьезным экономическим партнером, ни потенциальным союзником США.  Поэтому кредитная кабала  не оставляла нашей экономике никаких шансов. Вследствие ограниченных трудовых ресурсов здесь не планировался даже китайский вариант развития: инвестиции в отрасли с низкой рентабельностью в обмен на дешевую рабочую силу. По плану Америки отныне и навсегда Россия должна была оставаться сырьевым придатком Запада. Чтобы как можно вернее «подсадить» экономику нашей страны на «зеленый инсулин» США в течение нескольких лет брали нефть «в долг», удерживая цены на главный товар российского экспорта.

О масштабах спекулятивного роста американской экономики, толчком к которому стало ограбление бывших стран социализма, говорит динамика индекса Доу Джонса. Именно в этот период он взлетает до фантастических высот, «надуваясь» новой массой «зеленых фантиков».

Предвидя очередную экспансию спекулятивной системы США, более дальновидная Европа «подстелила соломку», чтобы смягчить последствия грядущих эксцессов. Ведь чем больше мыльный пузырь, тем громче он лопается. Введение новой валюты - «евро» - обеспечивало объединенной Европе некоторую защиту от финансового «удушья»: гарантии сохранения ключевых секторов экономики и достаточно высокого уровня жизни в случае перебоев в системе «печатного станка».

Этот шаг не послужил для России тревожным сигналом. Ельцинская элита была озабочена не спасением страны, а накоплением капитала. При личной заинтересованности первых лиц государства заработала схема растаскивания работоспособных активов.

Власть брала де-юре международные, а де-факто американские кредиты  и передавала их в частные банки. Средства растворялись в оффшорах и оседали на личных счетах, а затем вновь вводились в страну, но уже как частные капиталы. Власть опять брала в долг, на этот раз у национальных банкиров и рассчитывалась по новому долгу лучшими кусками от пирога национальной экономики.

При этом олигархам достались предприятия, а государству долги. «Позеленевшая» экономика работала за счет кредитных вливаний. Они тут же возвращались за рубеж с прибылью, вымывая из страны дешевое сырье и добавленную стоимость. Новый цикл производства требовал новых кредитов. Состояния олигархов пухли от воздуха и уравновешивались растущим внешним долгом России. Локальный экономический кризис на постсоветском пространстве набирал угрожающие масштабы.

Ко второй половине 90-х социальная напряженность в России приблизился к отметке взрыва. Ситуация грозила коммунистическим реваншем. Чтобы спасти систему, в агитацию за Ельцина на выборах Президента в 1996 году были вложены огромные деньги, сравнимые с агитационными бюджетами в США. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы убедить доведенное до отчаяния население голосовать за Ельцина. По мнению некоторых экспертов, в пользу действующего Президента было сфальсифицировано около 9 миллионов бюллетеней. Ельцин победил Зюганова с перевесом в 2% голосов. Угроза коммунистического реванша была ликвидирована ценой сохранения порочной экономической системы.

Благодаря «лакмусовой бумажке» выборов к 1997 году даже в нетрезвой голове Ельцина укрепилось понимание, что дальше так жить нельзя. Ведь вчерашняя супердержава превратилась в нищенку, которая ежегодно клянчила у международных банков новые мегакредиты, уходившие в никуда.

Был предпринят ряд слабых попыток соскочить с «зеленого инсулина». Но в ельцинской системе бизнес-элита была сильнее, чем власть. «Краник» новых кредитов своевременно закрылся и грянул дефолт 98-го. Ведь за проценты по старым кредитам Россия могла рассчитаться только новыми долгами. Дефолт привел к пресловутым «процентам по процентам», к невыгодной для России реструктуризации внешнего долга и к новому кругу международных кредитов. Олигархи становились ещё богаче, а страна ещё беднее.

Однако, стяжая неправедные капиталы на потоках инфляционных долларов, российские олигархи обрекли себя быть персонами третьего сорта в финансовом мире Соединенных Штатов. Они могут жить и работать в Великобритании, Франции, Германии, Аргентине, где угодно, но только не в Америке. Ведь этой стране не нужен реэкспорт «зеленых фантиков», стимулирующий инфляцию. Любой «олигарх из России» будет объявлен преступником, а его капиталам припишут криминальное происхождение.

Примечательно, что сразу после дефолта 1998 года, когда Россия практически перестала брать новые кредиты, в Соединенных Штатах был отменен закон Гласса-Стигалла от 1933 года, ограничивавший оборот дериватов. Этим немедленно воспользовались крупнейшие американские банки: Chase Manhattan, J.P.Morgan, Citicorp, Bankers Trust, увеличившие капитализацию за счет эмиссии ценных бумаг, обеспеченных долгами заемщиков и ничем больше.  Предвидя грядущие потери от сокращения оборота «зеленых фантиков» на территории России, США спешили возместить убытки. Америка реанимировала финансовую афёру, которая была поставлена вне закона ещё во времена Великой Депрессии и президента Рузвельта.

К концу 90-х каждый житель России от стариков до младенцев был должен международным банкам 4 тысячи долларов США. Стоимость всего движимого и недвижимого имущества большинства населения страны не дотягивала до этой суммы.

Власть понимала свою несостоятельность, и всё же у дряхлеющего на глазах Ельцина хватило наглости держаться за президентский жезл почти до окончания срока полномочий. В канун 2000 года он «выписывает» последнюю маразматическую «загогулину», объявляя о добровольной отставке.

• Нефтяные истоки новых конфликтов.
  

К началу нового тысячелетия мир окончательно взгромоздился на гнилой сук американских кредитов. Соединенные Штаты впали в эйфорию победы. Ведь все исторические задачи были выполнены.

Экономика страны сосредоточилась на производстве спекулятивной добавочной стоимости в сфере Hi Tec. Финансовая сфера опутала мир долговыми обязательствами. Источники стратегического сырья были «подсажены» на оборот «зеленых фантиков» и меняли ресурсы на воздух. Бывший советский блок лежал в нокауте и не подавал признаков сознания. Все угрозы экономике «печатного станка» были предотвращены.

Сверхприбыли позволяли одновременно тратиться на социальную сферу, поддерживая высочайший уровень жизни в  США;  возвращать долги союзникам по холодной войне - Саудовской Аравии и другим странам ОПЕК - в виде высоких «мировых» цен на нефть;  решать текущие политические задачи самым дорогостоящим способом - силами военной армады НАТО.

Но Америка не была бы Америкой, если бы на пике своего благоденствия не смотрела в будущее, выискивая в нем новые угрозы «надувной» экономике. В новом тысячелетии такой опасностью стало истощение мировых запасов нефти. Ведь когда на всей планете останется последняя нефтяная лужа «товаром товаров» будет не Hi Тес, не доллар и даже не золото, а углеводородное сырье. Вчерашние друзья из Саудовской Аравии, Кувейта, Объединенных Арабских Эмиратов и др. превратятся в злейших врагов.

К политике пряника в отношении союзников из ОПЕК добавился кнут для нефтяных изгоев: Ирана и Ирака. Надо ли говорить, что захват позиций для первого удара в грядущих нефтяных конфликтах происходил под прикрытием демагогии об угрозе мирового терроризма, об оружии массового поражения в руках «неадекватного диктатора» Саддама Хусейна? Об оружии, которого никто не нашел за 5 лет войны.

Одновременно с развертыванием передовых сил в нефтеносных регионах Соединенные Штаты «под горлышко» заправляли черным золотом емкости стратегического углеводородного резерва. Цена на нефть взлетела до небывалых высот, и это усыпило бдительность ОПЕК. Ведь США добросовестно, как Германия в 1939-м, исполняли свою часть сделки.

Расслабившиеся в нефтяном жирке лидеры арабского мира уподобились мюнхенским «миротворцам», не желая понимать, что вслед за Ираком и Ираном наступит их очередь. Не желая понимать, что «национальные интересы» «дутой экономики» отныне лежат в нефтяных пластах Ближнего Востока. Не желая понимать, что нет такого международного преступления, на которое невменяемая администрация Буша не пошла бы ради сохранения мирового господства Соединенных Штатов.

В увлечении новой задачей в Азии Америка упустила Россию. К власти в стране пришла трезвая политическая элита, которая удачно воспользовалась взлетом мировых цен на нефть.

Именно искусственное сдерживание курса рубля и уровня жизни, именно аккумулирование нефтяных сверхприбылей на счетах Стабфонда, которое так часто критиковала и правая и левая оппозиция, являлось единственно верным экономическим решением и позволило России снизить зависимость от американских кредитов. 

Разумной альтернативы этому решению не было и не могло быть. Ведь при катастрофическом спаде внутреннего производства и засилье импорта все нефтедоллары, вброшенные в экономику, тут же вернулись бы на Запад, стимулируя спекулятивное производство необоснованно дорогих товаров и «унося на себе» добавленную стоимость, произведенную в сырьевом секторе нашей страны.

Благодаря политике сохранения сверхдоходов, уже в начале второго срока Президента Путина Россия ликвидировала критическую задолженность международным кредитным организациям. Многотриллионный рынок финансовых спекуляций захлопнулся намного раньше, чем хотелось бы Соединенным Штатам.

Укрепление России не могло не насторожить Америку. Ведь в отличие от ельцинской эпохи в политический лексикон страны вернулось понятие национальных интересов, которые не имели ничего общего с американскими понятиями о новом мировом порядке. В качестве контрмеры к усилению России, США профинансировали «войну трубопроводов» и серию «оранжевых революций» на постсоветском пространстве;  «вложились» в раскольнические партии и движения внутри нашей страны.

Это не привело к ослаблению России, но обнажило суть мнимой дружбы с США. У этой страны друзей нет и быть не может. Америке нужны не друзья, а политические «подпевалы», которые согласны плестись в хвосте «надувной экономики» и жертвовать собственными интересами ради благосостояния Соединенных Штатов.

Защищая Ирак, Иран и далее весь мир ОПЕК, Россия показала, что не намерена ни вступать в хор «подпевал», ни опускаться до статуса верного пса Соединенных Штатов, гавкающего на того, кого укажут и виляющего грязным хвостом за подачки с хозяйского стола.

Могла ли Америка проглотить политическую пощечину? Нет, тем более что традиционные европейские союзники США все чаще оглядывались на Россию, понимая экономическую изнанку планов Соединенных Штатов на Ближнем Востоке и связывая  дальнейшее процветание  не только с «Биг Боссом», но и с дешевым российским газом. И не только связывая абстрактные намерения в форме близких политических заявлений, но и переходя к крупным совместным проектам в сфере газификации.

В процессе принятия решения по пресловутой проблеме Ирака мнения традиционных союзников США впервые разделились настолько серьезно, что американские предложения были забаллотированы. Победила позиция России, и это стало тревожным сигналом для Соединенных Штатов. Белом Дом понял, что Россия оправилась от экономических потрясений и представляет собой серьезную угрозу печатному станку на вершине мира.

• Накануне.

Мир вернулся на круги своя. Соединенные Штаты начали новую глобальную игру против усиления России. Следуя традициям американской логики, которые прослеживаются на протяжении всего ХХ века, нашу страну требовалось «удушить» срочно. Прежде, чем Россия получит дополнительную опору в виде роста объемов экспорта природного газа в Европу; прежде чем будет налажено производство товаров, конкурентоспособных на мировом рынке.

Понимала ли новая российская власть, чем грозит сближение с Европой и конфронтация с Америкой? Понимала и предвидела «ответный удар империи». Еще в 2007 году на центральных телевизионных каналах прошел сюжет, в котором В.В.Путин посещал одно из крупных отечественных предприятий, освоивших выпуск труб большого диаметра. И даже оставил свой автограф на образце продукции для заводского музея. К чему бы главе государства проявлять такое внимание к рядовому предприятию?

Для людей сведущих, в том числе и на западе, это был вполне конкретный сигнал: развалить Россию по сценарию СССР, выбив из-под экономики единственную - нефтяную -  «подпорку» уже не удастся.

«Дразня» Америку и ускоряя развитие событий, Россия преследовала вполне прагматичные цели. Удар США, как в своё время удар Германии, состоялся бы в любом случае: Россия переступила через загонные флажки США и потому подлежала обязательной обструкции. Но встречать этот удар пришлось бы при иных ценах на нефть и при иных настроениях в Европе. 

Попытка показательного «избиения» России началась с пробного камня, брошенного ручным режимом американской марионетки Саакашвили. Как и планировали в США, в ответ они  получили столько камней, что это дало повод визжать о непропорциональном применении силы и тому подобных вещах, к которым столь чувствительно общественное мнение Европы.

Цели информационной провокации были очевидны. Соединенным Штатам глубоко безразличны судьбы и жизни и осетин, и абхазов, и грузин. Они намеренно начали эту войну, только для того, чтобы настроить европейского обывателя против России. Ведь, по мнению американских политтехнологов, в таком варианте развития событий политические лидеры Европы были бы вынуждены следовать в русле настроений избирателей и присоединиться к дальнейшим антироссийским шагам США.

Информационная война потерпела полное фиаско. Европа не только не поддержала предложения Соединенных Штатов, но и выразила понимание действий России в Южной Осетии. По-сути, это был открытый бунт американских союзников против монополии США решать любые вопросы мира к собственной экономической пользе. Ведь Европа уже устала от военных авантюр США и президентов-башибузуков, которых эта страна с завидной постоянностью  дает миру на протяжении последних двадцати лет.

Что оставалось США? Отступиться от своих планов и потерять часть авторитета в глазах Европы  и третьих стран, чтобы избежать новой конфронтации? На такой шаг мог пойти великий Президент Рузвельт, легендарный Президент Кеннеди, но не техасский ковбой Буш. Ведь в головах действующей администрации США уже сложилась идея фикс о золотом веке мировой гегемонии Соединенных Штатов, от которой так трудно отказаться. Но для достижения этой цели Россия должна быть наказана любой ценой.

После «исторической» фразы Кондолизы Райс о том, что «Соединенные Штаты найдут способ поставить Россию на место», произнесенной в сентябре, мир понял, что до «рукотворного» экономического кризиса остаются считанные дни.

Ведь у Соединенных Штатов не было другого способа принудить Россию к покорности. Военный конфликт с ядерной державой - это самоубийство и гибель цивилизации.  Оставалось только одно: уподобиться умалишенному и поджечь общий дом, чтобы строптивый сосед задыхался от копоти.

• Девять кругов мирового кризиса.
  

Затевая экономическую провокацию века, Соединенные Штаты чисто по-американски стремятся извлечь даже не двойную, а тройную пользу. Во-первых, «удушить» крепнущую Россию. Во-вторых,  показать Европе, кто в доме хозяин и вернуть лояльность союзников в отношении авантюр США. В-третьих, в очередной раз оказаться хитрее всех и заработать на мировой панике, выйти из неё более богатой державой, чем вошли.

Направляя острие кризиса против России, Соединенные Штаты не изобретают ничего нового, повторяя стратегию развала СССР. Они намерены бить по самым слабым местам нашей экономики: зависимости от кредитов и нефтедолларов. Первые шаги в этом направлении уже сделаны.

При этом, все экономические потери в собственной экономике, о которых громогласно вещает Америка, надо воспринимать со скептицизмом. Это не более чем информационная операция прикрытия рукотворного кризиса в духе россказней об оружии массового поражения в Ираке. Имея высочайшую степень концентрации капитала «в одних руках» и неограниченную подушку «дутых» резервов свободных, Соединенные Штаты могут имитировать спад, переливая капиталы из банковской сферы в промышленную и обратно, не теряя при этом ни цента.

Тот факт, что в этой имитации реально пострадает некоторое количество белых и синих воротничков в самой Америке, абсолютно не волнует ни собственников национального бизнеса, ни политическое руководство этой страны. Это такая мелочь по сравнению с масштабом цели. Ведь оптимизм американских стратегов не уступает фантазиям авторов плана «Барбаросса»: Россия должна запросить об условиях капитуляции не позднее лета 2009 года. Как это произойдет?

Круг первый.

Начиная большую игру, Америка объявляет о банкротстве крупнейших ипотечных банков. Мир делает вид, что верит, потому что не имеет доказательств обратного. Поймать за руку американских банкиров еще никому не удавалось. Ведь и международные финансовые институты, и международные рейтинговые агентства находятся под полным контролем Соединенных Штатов. На деле же банкротство может оказаться фиктивным и намеренным, с целью вызвать «эффект домино» в экономиках мира. Ведь ипотечный бизнес США долгие годы работал в зоне процентов ниже инфляции и мог оставаться в этом состоянии неопределенное время.

Прибыль от убыточных кредитов объясняется закулисной консолидацией капиталов ипотечных банков и строительных компаний. Ведь если я владею банком и выдаю кредиты на покупку жилья от моей же строительной фирмы, я могу позволить себе кредитование под «смешной» процент. Таким «фокусом» я вытесняю с рынка финансовых конкурентов, «снимая» свою прибыль не в банковской, а в промышленной сфере, на счетах строительных компаний. Причем при высокой степени монополизации бизнеса, система работает даже при отрицательных процентах по кредиту. Подобную ситуацию - кредиты ниже инфляции - мир и наблюдал в Соединенных Штатах в течение последнего десятилетия, и не только на ипотечном рынке.

В данной схеме даже в случае банкротства банка я получаю двойную прибыль  - в форме долгов моих заемщиков, которые рано или поздно будут из них выбиты, и в форме дохода строительного бизнеса. Кроме этого, моя афера позволяет мне завладеть капиталом миноритарных акционеров, ведь в строительные компании я перекачиваю не только контрольный пакет, но и деньги доверчивых соинвесторов.

Спросите Соединенные Штаты, куда делись деньги ипотечных банков? Никуда! Их нет на руках у заемщиков, их не сожгли в печке, не закопали в землю, не раздали нищим племенам Амазонии или Центральной Африки. Они просто перестали вводиться в новый цикл оборота ипотечного рынка в виде покрытия фиктивных убытков по акционерному капиталу. Они сначала осели в строительном бизнесе, а затем были выведены оттуда в неизвестном направлении под шумок об ипотечном кризисе.

В пользу «рукотворного» происхождения ипотечного коллапса говорит и тот факт, что уже на данном этапе развития кризис мог быть ликвидирован. Ведь финансовые вливания США в собственную экономику на сегодня уже превысили дефицит рынка долгосрочного жилищного кредитования. Однако, этого не было сделано своевременно.

Круг второй.

Вслед за «кризисом» крупнейших ипотечных банков начинается кризис страховых компаний. Частично он может протекать по сценариям фиктивного банкротства, аналогично афёрам на рынке кредитования жилья. Частично быть не фиктивным, а реальным. Гибель страховщиков не имеет для Америки существенного значения, т.к. их капиталы  всё равно вливаются в экономику США, покрывая обязательствам ипотечных банков.

Жертвуя «вывесками», Соединенные Штаты сохраняют деньги и получают юридический повод к форс-мажорным мерам международного масштаба. Богатейшие банки Америки, уставной капитал которых превышает бюджеты крупных европейских стран, ограничивают выдачу кредитов. На мировом рынке возникает дефицит денег и угроза финансового удушья, которая наиболее актуальна для «кредитозависимых» экономик и в частности для России. Из тумана политической демагогии начинает проступать реальный абрис планов американских стратегов рукотворного кризиса.

Круг третий.

Америка прекращает покупать нефть, благо национальные хранилища заполнены до предела. Арабские союзники США поддерживают добычу на прежнем уровне. «Мировая» цена на нефть катится вниз. Причем такими темпами, словно это не начало, а пик мегакризиса, в котором спад мирового производства составил 10-15%. Россия теряет значительную часть доходов от экспорта нефти. Америка выжидает: «одумается» Россия или надо «трясти» рынок и дальше.

Круг четвертый.

Спекулятивные капиталы первыми поддаются панике и бегут из «зеленых» экономических зон. Банки, страдающие от недостатка денег, сбрасывают ценные бумаги в обмен на валюту. Падают индексы фондовых и сырьевых бирж. Акции стремительно дешевеют. В некоторой степени от этого страдают сами Соединенные Штаты. Но в процентном исчислении потери Америки несопоставимо меньше потерь Европы, России или Китая. Ведь «дутая» емкость внутреннего рынка США на порядок выше.

Круг пятый.

Россия не сдается, и Соединенные Штаты продолжают «трясти» мировой рынок, как пыльный ковер. Они включают «финансовый пылесос», обменивая акции иностранных компаний на доллары. Это ещё более роняет котировки ценных бумаг, но удерживает цену доллара. «Зеленые фантики» возвращаются в отечество. Затем прекращают скупку долларов, «выбивая» у держателей подешевевшие акции в обмен на иллюзии укрепления курса денежных знаков. Процесс «чистки ковра» повторяется несколько раз. Мировые биржи фиксируют его технологические моменты колебаниями курсов. В результате в активах американских компаний оказывается еще больше долларов и еще больше ценных бумаг, чем  было до крушения ипотечного рынка. Национальные банки Европы теряют и наличность, и активы обеспечения. Дефицит ликвидности нарастает, угрожая коллапсом национальных экономик. В воронку кризиса втягиваются финансовые резервы государств.

Круг шестой.

Соединенные Штаты поддерживает имидж главного потерпевшего, имитируя экстренные меры государства по спасению национальной  экономики. В национализированные банки вливается около 300 млрд. долларов из «заработанных» за 2 месяца кризиса 1,3 триллиона  и ещё 350 млрд. из резервного фонда страны. Чистый доход от операции составляет 750 млрд. долларов.

Россия тратит на поддержку курса национальной валюты сопоставимые суммы, несмотря на то, что объемы нашей экономики несопоставимы с американской. Дальнейшее развитие событий относится к сфере мечтаний господина Буша и госпожи  Райс.

Круг седьмой.

Америка продолжает «антикризисную» политику «чистки ковра» выбивая доллары из мирового оборота на фоне низких цен на нефть. На поддержание курса рубля Россия вынуждена тратить огромные суммы из Стабфонда. Доллары обмениваются на экспортные товары,  покидают нашу страну и возвращаются в США.  При снижении цены на нефть менее 40 долларов за баррель, дефицит бюджета России достигает угрожающих пропорций, Стабфонд тает со скоростью около 100 млрд. долл. в месяц. 

Круг восьмой.

К лету 2009 года Россия либо лишается финансовой подушки безопасности, либо снижает курс национальной валюты до 50-60 рублей за доллар. Оба решения ведут к резкому снижению и без того низкого уровня жизни населения. В стране растет социальная напряженность и недовольство властью. Национальная промышленность разваливается. Растет реальная угроза распада России по трещинам национальных образований. Страна сдается и повторно «подсаживается» на американские кредиты.

Круг девятый.

Разоренная Россия подписывает капитуляцию на условиях США. Пункты капитуляции предполагают:

- полное и безоговорочное ядерное разоружение;

- ликвидация средств ПВО,  военно-космических сил и тяжелых вооружений;

- демонтаж вертикали власти, переход к политическому формату парламентской республики;

-  отказ от любых интересов на постсоветском пространстве;

- отказ от политики государственного протекционизма в отношении лидеров национальной экономики;

- отказ от принципов национального суверенитета, размещение военных баз на территории России.

Каким бы фантастическим или гротескным ни казался приведенный сценарий развития мирового кризиса, нельзя отмахиваться от его опасностей. Ведь уже сегодня в сытой и спокойной Европе звучит лозунг из далекого прошлого: «Работа в Германии - только для немцев!»

Глобальная экономическая афера Америки может закончиться сменой политических режимов, когда к власти в Европе придут лидеры, по сравнению с которыми американец Мак Кейн, француз Ле Пен и наш В.В.Жириновский покажутся кроткими голубками мира.

Вопрос преодоления рукотворного кризиса перестает быть частным делом отдельно взятых государств и превращается в вопрос безопасности всего мирового сообщества. Ведь ни у одной отдельно взятой страны нет достаточных ресурсов, чтобы противостоять «антикризисным» спекуляциям Соединенных Штатов.

• Доллар США: казнить нельзя помиловать.
  

Можно сколько угодно метать громы и молнии в сторону Соединенных Штатов, но нельзя терять чувства экономической реальности. Надо отдавать себе отчет: система «печатного станка» настолько проникла в глобальную экономику, что сломать ее в один час, в один месяц и даже в один год просто невозможно. Крах любой, даже «надувной» системы, вызовет кризис глубже Великой Депрессии.

Позиция лидеров стран G-20 на недавнем саммите в Вашингтоне подтвердила, что политические элиты понимают ситуацию адекватно и не спешат делать резкие движения. Тем более, что давить на Соединенные Штаты в сложившемся раскладе сил совершенно бессмысленно. Единства нет ни в G-20, ни в G-8, ни в Европе, ни в рядах «азиатских тигров». Любые меры по демонтажу системы печатного станка встретят упорное сопротивление не только со стороны США, но даже со стороны стран, пострадавших от американской аферы. Мировой бизнес прагматичен. Он предпочитает синицу в руке журавлю в небе.

По-сути, США получили свободу действий до мая 2009 года. G-20 как страус, прячет голову в песок, в надежде что за полгода все образуется само собой: или Россия пойдет на поводу у Америки, или новая администрация США остановит маховик рукотворного кризиса. Авось, да пронесет до следующего раза, когда Соединенные Штаты начнут бомбить Иран, а затем и весь Ближний Восток. Ведь экономическая диверсия против России лишь отсрочила, но не отменила геополитические планы США.

Ставка на политический разум Барака Обамы слишком слабая гарантия от мировой экспансии Соединенных Штатов. В отличие от Буша или Мак Кейна в глазах 44-го Президента США не пляшут маразматические огоньки холодной войны, но он лишь сигнальщик на государственном пароходе. Он может пускать пар, махать флажками и нажимать на гудок. Штурвал американского корабля давно приватизирован финансово-промышленными монополиями. Они не дадут так просто свернуть с курса, проложенного в Бреттон-Вуде в 1944 году. Если ничего не делать, Америка будет следовать избранными фарватерами до тех пор, пока не наткнется на мину, способную взорвать весь мир.

Альтернативой системе «зеленому инсулину» может стать только демонополизация валютного обслуживания мирового товарооборота. Деньги одной отдельно взятой страны, какой бы сильной она ни была или ни казалась, не могут быть мировыми деньгами. В противном случае, глобальная экономика будет подвержена кризисам, глубина и опасность которых возрастет пропорционально росту объемов мирового производства. Один сук не выдержит весь мир.

Введение альтернативной мировой валюты не вопрос дня сегодняшнего, но не терпит откладываний в долгий ящик. Мир должен вернуться к нему, как только будет преодолен нынешний кризис. Курс новых денег планеты может быть привязан к национальным валютам G-20 или к стоимости  сырьевой корзины из важнейших для мировой экономики природных ресурсов. В перспективе, это положит конец авантюрному доминированию США на вершине «зеленой пирамиды» и даст гарантии спокойного развития и странам Европы, и Азии, и России.